Симпатичный геморрой, конечно, в смысле девочки-школьницы кипятком на таких мальчиков-плейбойчиков писают. Эх, где мои шестнадцать лет…

Свят-свят-свят, как вспомню, так вздрогну. Юбочки выше попы, восторг в глазах, гормоны в мозгах. Подвид "идиотка малолетняя, обыкновенная".

Ладно, не будем отвлекаться от… того самого. Стоит. Лицо напряженно-обиженное, взгляд подозрительный такой, и пухлые губки бантиком… Спина прямая, поза гордая. Рядом с раковиной и в моем розовом халате смотрится убойно. Так, не ржать!

— Посуду домывать будешь или сразу поужинаем?

Запыхтел недовольно, глазами засверкал, того и гляди устроит возгорание, губку вот-вот снова швырнет в раковину… Но нет, каким-то чудом успокоился, где-то незаметно пар выпустил (боюсь предположить, откуда… блин, да хватит ржать! Это уже нервное…) и так это сквозь зубы:

— Ложки с вилками помою… Понадобятся.

— Точно! — согласилась я, стараясь сохранить полную серьезность. — Ты что больше любишь, мясо или что-нибудь мучное и сладкое? — Я сегодня грабила в основном два отдела, мясной и кондитерский.

В серых глазах сверкнуло что-то совершенно детское и вместе с тем очень мужское. Хм. Может и не стоит так паниковать, в конце концов, все мужчины до старости мальчишки…

— А сладкое… — и тут же постарался натянуть на лицо незаинтересованное выражение: — Наверное, сначала мясо. А потом чай со сладким… да?

— Логично, — со вздохом согласилась я и зашуршала пакетами. В чем-то этот "подарок судьбы" прав, стол неплохо бы освободить. И успеть спрятать в холодильник хоть что-то, а то завтра прожорливое дитятко, чего доброго, меня схарчит с голодухи. Интересно, это он так растет или просто после светлого столетия отъедается?

Владис:

Мы сидели за очищенным от пакетов столом, рядом со мной стояла большая тарелка нарезки разных разностей, пахнущих мясом и на вкус его напоминающих. Внутри меня булькала мясная же похлебка, три кружки чая, вкусный пирог с вареньем… и, судя по подозрительному взгляду мыши, она переживает, что я лопну, как воздушный шарик.

Но молчит. Еду не отбирает и вообще не жадничает.

— Слушай, — битва организма и сознания закончилась победой последнего. Мне удалось убедить самого себя, что в ближайшее время еды у меня будет вдоволь, а значит, не обязательно давится куском пирога, который не лезет. — Эм… — Тут я понял, что так вот нагло, как вчера, предлагать ей начать меня избивать и трахать, не получается почему-то. — Миадерпиан скоро ругаться начнет, — как я хитро намекнул, прямо сам собой горжусь!

— Тьфу ты, зараза! — ругнулась мышь. — Я и забыла про эту гадость. Он теперь каждый день орать будет? Я надеялась, что раз в неделю, скажем…

— Нет, — что-то я прямо виноватым себя почувствовал, типа напрягаю хорошего человека…

Марбхфхаискорт! Нельзя расслабляться! Вчера вот расслабился — и она меня проволокой отлупила, сегодня — карикатуру с утра нарисовала, вечером чуть Светлому не отдала… Нет уж, согласилась избивать и трахать, пусть и… Я не навязывался! И вообще…

Весь мой запал споткнулся об спокойный взгляд мыши и вылетел в форточку. Чего меня так завело-то? Сытый вроде…

— Ну, пошли, — тяжело вздохнула она и встала из-за стола. — Заодно… — еще один тяжелый вздох, — выберем тебе… на сайте что-нибудь. А то этим кабелем самой страшно.

Марбхфхаискорт! Страшно ей… А уж как мне было страшно, кто бы знал!

— Слушай, давай у кого-нибудь ремень займем, а? — я постарался состроить самую жалобную рожу, на какую был способен.

— Занять ремень? — мышь явно зависла.

Марбхфхаискорт! Похоже, такая простая мысль не приходила ей в голову — попросить ремень, хотя бы у того мужика, что увивался вокруг нее перед входной дверью.

Совершенно не приспособленная к жизни женщина!..

Глава 4

Алена:

Я представила себе, как звоню в дверь интеллигентнейшего Михал Михалыча, профессора и эстета, с просьбой одолжить ремень… А то купленного черта выпороть нечем. И впала в прострацию. Потом профессор как-то незаметно и сам собой мутировал сначала в бабу Клашу из квартиры напротив, сразу с иконой и кадилом наперевес, а потом вовсе в байкера Вована, стремительно заросшего могучей бородищей и заговорившего басом всего пару лет назад. Он до сих пор еще иногда по старой памяти сбивается с солидного "привет, подруга" на "Здрасте, тетьалена!" И каждый раз дико смущается по этому поводу. Вован как раз без проблем одолжил бы мне целую кожаную сбрую, но он вчера умотал на свой байкерский шабаш, куда-то в дебри европейских автодорог…

Встряхнув головой и прогнав оттуда Вована с бабкиным кадилом, я решительно воспротивилась идее побираться по соседям. На удивление покладистого после сытной кормежки паразита было жалко, конечно, но свою репутацию жальче.

— Знаешь что? Сделаем проще. У тебя опыт… В этом деле обширный, — я невольно поморщилась, вспомнив маслянистый блеск наслаждения в этих серых глазах. Чертов ангельский, мать его крылатую, шарик с чужой памятью долго будет мне аукаться… еще приснится, не дай бог. — Ты для начала походи по дому, можешь даже в мастерскую заглянуть, ладно уж… В общем, поищи что-то подходящее.

Владис на секунду широко распахнул уже упомянутые темно-серые глаза, в которых сверкнуло сначала непонимание, потом озарение, и кивнул:

— Хорошо. Я тут у тебя пару вещиц уже видел…

— Да? — я была неприятно удивлена.

Не тем, что любопытный, как настоящий кошак, темный уже облазил весь дом. А тем, что он нашел в привычной и родной квартире что-то похожее на свой пыточный арсенал.

— Ну и прекрасно. Иди и еще поищи… — я пробормотала это уже в спину, обтянутую розовой махрой в желтую ромашку. Темный помчался добывать инструмент для порки со скоростью сбежавшего молока. И так же быстро вернулся, выложив передо мной линейку, массажную щетку, мою сумочку для выхода в люди и вазу, из которой в художественном беспорядке торчали сухие стебли репейника, подкрашенные колосья злаков и длинные тонкие… палки.

Полуметровая широкая линейка, старая, один край скошенный, толстая, из плотного тяжелого дерева, явно нравилась Владису больше всего, потому что он пододвинул мне ее первой.

— Вот. Всяко лучше проволоки.

Я уставилась на родную линейку, как на предательницу. Столько лет пользовалась, ни разу, блин, не заподозрила за ней дополнительных зверских функций. Но тут я перевела взгляд на остальные предметы… и поспешно схватила линейку. Мне в окружении этих вещей еще жизнь жить, нафиг вздрагивать всякий раз, как соберешься в театр или просто причесаться.

— Ну, пошли… а ты уверен… — я все же с сомнением взвесила линейку в руке. — Что этим… удобно?

— Если бы она была чуть подлиннее, — глаза Темного странно блеснули, — то было бы удобнее.

Ему, конечно, виднее… да, вот теперь пусть полюбуется с другого ракурса! — это я так пыталась настроиться на зверский лад.

Получалось хреново, потому что я никогда не считала чужие недостатки оправданием для собственного свинства. И вообще… короче, хватит ныть, полезла в кузов? Называйся теперь груздем и не чирикай.

В комнате я остановилась возле дивана и с сомнением оглянулась на подопытную личность:

— Мне кажется, все же неудобно… палкой по лежащему.

Владис согласно кивнул, почему-то глядя при этом в пол и закусив губу. Надо же, похоже, он умеет смущаться?

Черт, чувствую себя полной дурой. Ну не спец я по части наказаний! И вообще… ах, да! Светлюк-засранец что-то бормотал такое. Гад он, чтоб у него все перья облезли и нимб перегорел, но мысль-то дельная!

— Так, вот что. Рассказывай, как правильно этой дрянью… пороть, и вообще. Как там тебе больше всего… не нравится. Чтобы градусник побыстрее заткнулся и можно было уже отдохнуть спокойно.

Теперь уже точно было видно, что Владис именно смущен, причем синяя шкала у его злюкометра упорно ползла вверх.