— Забери свой приказ обратно! Пожалуйста! — на меня уставились таким умоляющим взглядом, что пробрало до мурашек. — Я тебе просто покажу. Молча.

Но судя по радостному пиликанию и росту синей шкалы в градуснике, объяснение голосом давало больший эффект. Причем синяя полоска на глазах доползла до верха и адский термометр довольно тренькнул. А потом вдруг снова тренькнул, но тише и другим тоном, и чуть-чуть, на полделения подрос красный столбик.

Я молча кивнула в сторону градусника и вопросительно подняла брови.

Владис горестно вздохнул.

— Ну… если я встану в коленно-локтевую позу, — медленно процедил он, — то тебе будет гораздо удобнее.

— Куда вста… а. Ну да, наверное, — я представила себе картинку.

Впечатлилась. Так, что даже про градусник забыла, а он, видимо реагируя на затянувшееся молчание, продолжал радостно позвякивать и прирос красненьким. Еще на полделения, гад такой.

Владис тоже на молчание отреагировал. Видимо, не получив четкой отмены приказа, он вынужденно продолжил, медленно заливаясь при этом краской.

— А еще удобнее, если я лягу к тебе на колени, — тут голос темного предательски задрожал, — вниз головой… Ну, ты понимаешь?

— Э… в общих чертах.

Я и эту картинку визуализировала довольно живо. Дурацкое художественное воображение. Ндя… слишком интимно на мой взгляд, что ли. Ну совсем как маленького. А, ну да, наверняка темному воинству получать по попе, лежа у тети на коленках, стыднее некуда. Унижометр в экстазе. Но мне и самой картинка совсем не в кайф.

— А как тебе… не нравится больше? — на всякий случай уточнила я.

— Мне вообще все не нравится, — рыкнул Владис, и градусник, как будто испугавшись, сделал резкий откат назад на два деления.

У Темного стало такое выражение лица, как будто он сейчас заплачет:

— Как-то раньше проще все было, — проговорил он несчастно-убитым голосом, — я знал, что миадерпиан — просто дополнительный источник боли и все. А с тобой… хочется отмучиться поскорее и спать пойти, — тут Владис улыбнулся, беззащитно-очаровательно. — Короче, мне все неприятно, но второй вариант… он более… — умоляющий взгляд серых глаз, радостное пиликание термометра, чей градус снова пошел вверх, — … стыдный.

Я быстренько мобилизовала то самое подсознание, которое вечно все лучше меня знает, и от порыва бросить линейку прямиком в злыднометр и начать утешать страдальца, воздержалась. Героическим усилием всех аспектов личности. Всезнающее подсознание пинками и матами гоняло по организму приступ сентиментальности, вопя, что этот черт еще не так по заднице заслужил, и нечего тут расплываться липкой лужицей.

— Буду иметь в виду. На случай, если этому, — кивок в сторону градусника, — калорий не хватит. А пока давай что попроще. Становись в эту свою… позу, и закончим поскорее. Я тоже устала.

Владис:

Марбхфхаискорт! До встречи с мышью я думал, что выражение "сгорел со стыда" ко мне никогда никакого отношения иметь не будет. Сейчас же я по полной наслаждался всеми переливами этого унизительного пожара. Даже когда меня живьем поджаривали, так неприятно не было. Боль… Физическую боль… Я ее не любил, но лучше она, чем вот это выворачивающее наизнанку чувство, от которого хотелось трусливо спрятаться. Щеки пылали, уши горели, поднять взгляд на мышь было… страшно? стыдно…

Черти всех поимей, вчера мне было значительно легче!

Я скинул халат, все так же глядя в пол, опустился на колени рядом с диваном, чтобы, если что, можно было в него упереться. Закусив губу, почти насильно заставил свое тело согнуться чуть больше, опираясь сначала на ладони, потом на локти. Глубоко вдохнул и повернулся к мыши:

— Бей…

— Да, сейчас…

Мышь оценивающе взвесила в руках свою линейку и немного отошла. Окинула меня взглядом, явственно поморщилась. Сейчас я четко понимал, что корежит ее не от моего голого зада, который почему-то у нее вообще никаких эмоций не вызывает, хотя обычно… Но с мышью все необычно.

Светлые были прозрачны, как вода в роднике. Ханжи искренне наслаждались, мучая меня, но упорно старались скрывать это, прикрываясь всякими разными красивыми фразами. Марбхфхаискорт! Но по глазам-то все видно было…

И у мыши по глазам все видно. Ей отвратительно неприятно меня бить, но она сейчас сделает это, потому что… Почему?! Если я ее не возбуждаю? Садистских наклонностей в ней нет… Неужели только из-за упрямства и назло Светлым?

— Ох, нелегкая это работа… из болота тащить бегемота.

Высказав эту очень странную мысль, она еще раз примерилась и впечатала линейку в мой зад.

Сначала просто обожгло, потом пришла боль, я застонал. Мышь, сделав шаг назад, полюбовалась на первую полосу, как на произведение искусства, поморщилась. Наблюдать за ней, полностью погруженной в процесс, который явно ей не нравился, но делать все равно надо, и делать хорошо, было очень… очень возбуждающе. Я положил голову набок, на диван, чтобы было удобнее любоваться. И сжал ноги поплотнее, чтобы она линейкой не задела кое-что более болезненное. Внутри начало пробиваться желание сообщить об этом… Потому что, бесы излечи кому-то склероз, приказа рассказывать, как мне больше не нравится, никто не отменял. Закусив ладонь, заткнул себе рот. Заодно и стоны не так слышно будет, хотя вот их я совершенно не стеснялся.

Мышь лупила старательно, равномерно разлиновывая мою задницу. Ожог — и резкая боль, растекающаяся потом по телу. Ожог… и боль…. Ожог и…

Пару раз она останавливалась, словно для того чтобы передохнуть. И все время поглядывала на миадерпиан. Ударит и смотрит. Ударит и смотрит…

В отличие от моего предыдущего перевоспитателя, ее не волновало, что заполненная шкала миадерпиана — это только необходимый минимум, не мешающий, если есть желание, истязать меня дальше.

— Если по яйцам бить, то еще больнее будет.

Марбхфхаискорт! Эта фраза просто вырвалась из меня, как я ее ни сдерживал. Уткнувшись лбом в диван, я зарычал… и раздвинул ноги, напряженно, сжавшись внутри от ужаса, ожидая удара… боль от которого спокойно терпеть я так и не научился.

— Обойдемся пока, — ответила мышь, и даже по голосу чувствовалось, что она недовольно нахмурилась. Я оторвался от дивана и повернулся. Точно, нахмурилась. — Потерпи, немного осталось. Сдвинь ноги.

Я с радостным облегчением выполнил ее приказ и получил еще две порции обжигающих ударов. А потом миадерпиан наконец победно звякнул и заткнулся, а мышь отложила линейку и села на диван рядом со мной.

— Все. Синяки будут, но крови нет. Спасателем не нужно, наверное…

Как это не нужно? Да я, можно сказать, только об этом и мечтал… Марбхфхаискорт! О третьей шкале градусника я сейчас старался не вспоминать… Она раз в три дня появляется, дьявол ее в жгут скрути. Так что как раз завтра… А сегодня я хочу ласковых поглаживаний нежной женской ручкой!

— Он же как раз против синяков, — промычал я в диван.

— Хорошо, — покладисто согласилась мышь и пошла за спасателем.

Вернулась она довольно быстро, однако я уже успел переместиться на диван, как можно плотнее прижавшись к нему восставшим местом и сдвинув одеяло к стенке.

Мышь забралась ко мне с ногами, села, мягко коснувшись моего бока бедром, и выдавила прохладную жирную гусеницу крема на горящий зад. И снова — пальчиками, нежно-нежно…

Уткнувшись лицом в подушку, я старался не стонать от удовольствия, но задница предательски отклячивалась вверх, тянулась за лаской… член тоже тянулся… хорошо, что его стараний было не заметно, марбхфхаискорт!

Помня вчерашний вечер, мне не хотелось показывать, как активно мое тело реагирует на ласки. Да и мышь, даже если что-то заметила, вида не показала. А вот с нежностями покончила до обидного быстро. Тюбик свой завернула, но не унесла, а положила его на спинку дивана, перегнувшись через меня и почти задев спину грудью. От этого касания неудовлетворенное возбуждение превратилось из приятного в слегка болезненное.